Deja Vecu [Уже пережитое] - Георгий Евгеньевич Кузьмин

одичалую кровь, мы резво стартанули, врываясь в разгар настоящей бойни. Выстрелы, грязь, автоматные очереди, кровь, взрывы, вездесущие осколки от взрывов, крики, топот тяжёлых сапог, истошные вопли, угар возбуждения от удачного манёвра, ужас чужой боли, танец изголодавшейся клыкастой смерти, хаос, хаос, хаос…

Одним словом – мясорубка.

Пробираясь через всё это мы бежали, сменяя одно укрытие на другое. Где-то останавливались, чтобы оценить обстановку и быстро принять решение, куда бежать и как действовать, а иногда как танки пёрли напролом, пользуясь ШМЯКами. Павловича несколько раз тяжело ранили, три раза убили, даже меня пару раз подстрелили, к счастью, оставив возможность исправить своё положение. Отстреливаясь от неизвестно кого, мы неслись по бесконечным переулкам, коридорам, заброшенным домам, забаррикадированным дорогам и перекопанным паркам. В последнем мы наткнулись на целый лабиринт окопов но, гонимые страхом, продолжили свой путь по сколькой грязи свежевскопанной земли.

– В кого мы стреляем? – кричу я Кириллу Павловичу, подстрелив из-за угла окопа очередного «доброжелателя».

– Это война, Саш! Если ты не нажмёшь на курок, то это сделают за тебя. Поверь, когда это сделают, тебе будет плевать, кто это был.

Проходя паутину бесконечных поворотов, мы вынуждены были признать, что довольно глубоко запутались, а высунуться из окопа означало либо попасть под прицел снайпера, либо схватить пулю от таких же как мы. Ни то, ни другое нас естественно не устраивало, поэтому мы сбавили темп и спокойно передвигались от ячейки к ячейки выкопанного сооружения.

– Ты обратил внимание, как некоторые разодеты? – шепчет мне Павлович, решив передохнуть от кровавой беготни, опустившись на корточки.

– Да, – отвечаю таким же манером, присаживаясь рядом. – Красные флаги, красные платки, красные повязки. Всё красное. Они себя так и называют – «красные демоны». Это революционеры.

– Красные демоны? – презрительно хмыкнул он. – Странно, никогда не слышал что бы они себя так называли.

– Может они пока ещё не придумали себе это название, но обязательно придумают. Вот увидишь, пройдёт немного времени, и журналисты захлебнуться слюной, смакуя «демонов» вдоль и поперёк.

– Хреновое название и хреновый плагиат. Какой идиот его вообще придумал?

– Понятия не имею. Погоди-ка…

– Что случилось?

– У меня опять…

– Что?

– Дежа-вю.

– Не понял. Саш, ты куда? Александр, вернись!

Он кричал мне ещё и ещё, но, к сожалению, кроме стука собственного сердца я уже ничего не слышал. Мной овладело до боли знакомое чувство, которое вело меня как собачку на поводке. Вело до точки в пространстве и времени, где я должен был оказаться. «Здесь и сейчас» слилось с «будет там» настолько крепко, что это превратилось в гипнотический дурман. Я не заметил, как вышел из окопа и заведённым болванчиком пошагал навстречу неизвестно чему. Так надо, и этого достаточно, что мне нужно знать. Кажется, Кирилл Павлович мне что-то кричит, вылезая из окопа на свой страх и риск. Но я не могу с собой совладать, мне нужно идти вперёд. Только вперёд. Сквозь туман в голове начинаю распознавать очертания какого-то предмета и знакомый внутренний голос шепчет мне «иди к нему».

Это машина. Чёрный джип. Такой же, какой был и у нас. Значит бронированный, значит ему не страшно стоять здесь посреди парка под пулями. Пока моё зомбированное тело преодолевало путь от окопа до машины, окно пассажирского места начало опускаться, и я понимаю, что лицо сидящего в машине мне знакомо.

Да нет, точно-точно, я его знаю…

Кулачёв!

– Молодец! – говорит он мне. – Хорошо сработал.

Тем временем Кирилл Павлович надрывался что есть мочи, пытаясь достучаться до меня криком «Саша, назад!», и уже бежал ко мне, но было слишком поздно: что-то жёсткое и невероятно тяжёлое врезалось мне в затылок, выхватывая моё сознание из одной реальности в другую. Ох, уж эта спасительная и такая родная тьма обморока, я почти уже сдружился с тобой.

Да я и рад бы с тобой остаться, только, судя по всему, я кому-то понадобился живым и невредимым.

– Может водой плеснуть? – чей-то голос вмешался в мою аудиенцию с беспамятством. – А, не, шевелишься. Значит, очухался.

Ну что же, если моё пробуждение уже заметили, то нет никакого смысла притворяться, что я валяюсь в бессознательном состоянии. Собравшись с силами, открываю глаза и…

Вашу ж мать, моя голова! Меня будто сбросили верх ногами с огромной высоты прямиком на асфальт.

– Извините, дядя Саш! Меня не так поняли, когда я сказал, чтобы вас проводили ко мне. Но поверьте, вы в безопасности, здесь вам ничего не угрожает.

Только после того, как таинственный голос умолк, я понял, что инстинктивно схватился за голову, почувствовав боль от ушиба. Из этого делаю вывод – мои похитители меня не привязали. Значит, не видят во мне врага. Или просто не бояться? Это они напрасно…

Стоп машина! Как он меня назвал?

Попытка открыть глаза номер два – с невыносимой болью, но всё же мне удаётся преодолеть путь от тьмы к свету, скрипя зубами и стоная. В том, что открылось моему взору, не было ничего примечательного. Убогая комната с облезлыми грязными обоями, где каждый предмет находился в единственном числе: одна дверь, одно окно, одна тумба, один телевизор, один диван (на который водрузили меня), один стул с привязанным Кириллом Павловичем, и один "красный демон", откуда-то знающий меня по имени.

Этот парень, как и комната, тоже ничем особенным не выделялся, встреть такого по пути сюда, и внимание услужливо скользнуло бы мимо него. Капюшон, красная повязка, куртка, джинсы. Вот только взгляд у него больно знакомый. Наткнись на такой один раз, и запомнишь на всю жизнь – ярко-зелёный, гордый и бесстрашный, но очень голодный.

– И я приношу свои извинения за бомбардировку по дороге к городу. Но нам нужно было убедиться, что это вы едете. Сами посудите, без вашего ежедневника вы бы там не выжили.

И голос! Этот голос я где-то уже слышал. Только очень, очень давно. Будто в другой жизни. Где-то там, за границей своего перерождения.

Волчонок?!

– Лёня? – простонал я, приподнимаюсь на локте.

Но тот уже вошёл в такой раж, что центрифуга его монолога крутилась с бешенной скоростью, представляя собой серьёзное испытание даже для опытного вестибулярного аппарата.

– Вы бы видели, как ловко вы маневрировали между взрывами. Бах, бах, грязь, пыль, и тут вы такие выезжаете. Даже не запачканные. Прям бессмертные, неуязвимые.

– Лёня, что ты здесь делаешь, твою мать?!

– Я? – искренне удивился он.

Тем временем моё тело уже не беспомощно валялось, а вполне себе так хорошо восседало на продавленном диване. Ах вы, засранцы, привязать не привязали, а пистолет отобрали. Не доверяют, сукины дети,